«Известный трудами за границей». математик Иван Михеевич Первушин.

Из деятелей науки и культуры Шадринска прошлых лет большой интерес представляет математик Иван Михеевич Первушин (1827—1900). В свое время он возбуждал к себе внимание не только в России, но и за границей.

Непосвященные представляли себе Первушина не иначе, как профессором математики высшей школы. И когда К. Д. Носилов рассказывал об Иване Михеевиче во Франции, то заграничные друзья поинтересовались: на кафедре какого университета преподает сей ученый муж.

Он преподает с амвона¹,— с горечью ответил Носилов.

Судьба ученого действительно полна перипетий и внешне кажется трагичной. После окончания Казанской духовной академии, проявив блестящие математические способности, Первушин был направлен в Пермскую духовную семинарию, где некогда учился. Казалось, начало неплохое: были надежды преуспеть и в науке, и в педагогике. Но вдруг все рушится — Первушина определяют священником в село Замараево, расположенное в двадцати пяти верстах от Шадринска в сторону далматовского Успенского монастыря.

Причину перевода можно разгадать в его прямом и насмешливом характере. А его приезд в Замараево можно считать административной ссылкой. В. П. Бирюков писал, что назначение лица, окончившего духовную академию, в сельскую церковь можно сравнить с назначением профессора учителем деревенской школы. По-другому отозвался на переезд Первушина в село П. П. Бажов. «Замечательный математик,— рассказывал он Ф. В. Гладкову,— известный своими трудами за границей, пожертвовал своей карьерой ученого ради изучения своего края, ради служения народу»².

В Замараеве Первушин развернул плодотворную научную, общественную и педагогическую деятельность. После приезда Ивана Михеевича в селе заработали сразу две школы — для крестьян и их детей, причем находились они в доме математика. Он вел метеорологические записи для обсерватории Уральского общества любителей естествознания, был корреспондентом периодических изданий, записывал произведения устного поэтического народного творчества, выпускал рукописный журнал.

Много творческой энергии было отдано математической науке, несмотря на немалые препятствия. Не хватало книг, по которым он мог бы совершенствоваться, не было той атмосферы, которая необходима ученому, да и семейные относились к его математической страсти сначала настороженно, а потом враждебно.

Математические труды не сразу увенчались успехом, и прежде чем сельский математик получил признание, много воды утекло. Лишь после того, как Первушин, уже в возрасте 50 лет открыл два новых составных числа Фермата и послал в Академию наук две свои работы, его признали как математика. И это было тем приятнее для его обладателя, что Академия наук стала присылать ему свои труды, и в домашней библиотеке Ивана Михеевича появились работы с автографами В. Я. Буняковского, и что совсем уж неплохо — труды французского математика Люкаса. Естественно, Первушин, по возможности, отдаривает ученых³.

Во времена работы Ивана Первушина над теорией простых чисел науке было известно самое большое простое число, открытое выдающимся швейцарским математиком Леонардом Эйлером еще в XVIII веке. Но вот в 1883 году уральский математик доказал, что число 2⁶¹ — 1 тоже простое, но оно больше открытого Эйлером. Когда о расчетах И. М. Первушина стало известно в Академии наук, здесь не решились на немедленную публикацию: проверка ввиду колоссальности вычислений была делом чрезвычайно трудным. И о замараевском открытии сообщили лишь после того, как немецкий математик Зеельгоф подтвердил доказательство Первушина. Таким образом, имя нашего выдающегося земляка прочно вошло в историю математики.

«До сих пор не найдено никаких указаний на то,— писал математик И. И. Жогин,— какими методами пришел Первушин к своим открытиям. По-видимому, он в высокой степени обладал той, свойственной немногим, способностью интуитивно проникать в глубокие числовые зависимости, которая в соединении с мощными формальными средствами математического исследования составляет отличительную черту крупных математиков»⁴.

В фондах государственного архива Свердловской области хранится толстая рукописная книга, исписанная убористым и трудным для чтения почерком. При внимательном знакомстве с ней видно, что она сброшюрована из отдельных тетрадей. А тетради эти — не что иное, как номера рукописного журнала «Шадринский вестник», издававшегося И. М. Первушиным в Замараево в начале шестидесятых годов.

Издавать в царской России журнал, да к тому же обличительный, было делом рискованным и непростым. Ведь в истории нашей культуры можно назвать немало литераторов, поплатившихся за издание или просто участие в прогрессивных журналах. Но Иван Первушин стал таки издателем.

В критике существующих порядков, царской и духовной администрации сельский издатель и автор журнала был прямолинеен, в выражениях не стеснялся. А чтобы убедиться в этом, почитаем несколько выдержек из журнала.

«Проклятой полиции не трусьте», «Щелкать по носу начальников не бойтесь», «Слышно, приготовляется китайский церемониал в Далматове для приезда Н. (вероятно, архиерея.— Л. О.). Ребятишки должны бросать цветы на пути его... а нам не хочется... Шутовский поезд — на разоренье одно...»

«В Шадринске назначен пермский полицмейстер фон Фок, по одним — пьяница, по другим сказаниям — пребескорыстнейший человек... Правда ли, чтобы полиция не брала?! Чтобы земский исправник не брал?! Если так будет, любопытно посмотреть поближе «восьмое чудо» — бескорыстие... в Шадринске...в Сибири...» «Наш «Вестник» не по нутру. Грозят громом и молниею от ближайших благоначальников...»

Читая «Шадринский вестник», можно убедиться, что это был боевой орган передовой общественной мысли, отличающийся завидной смелостью и неподкупной честностью. Журнал ходил в выпусках по уезду, его широко читали, и надо отдать должное подписчикам — никто не предал издателя. А прогнозы тех, кто надеялся на крах И. М. Первушина, к счастью, не оправдались.

В связи с тем, что на научное творчество сельского священника обратила внимание Петербургская Академия наук, пришлось и правительствующему синоду сделать красивый жест. На имя Первушина пришла литература по математике на сумму 190 рублей⁵. Кроме того, в 1884 году Ивана Михеевича перевели в Шадринск, в Николаевскую (Никольскую) церковь.

Условия были прекрасные — просторный деревянный дом вблизи от службы, рядом светлоструйная Исеть, да и центр города в двух шагах. А в центре — всевозможные лавки и магазины, в том числе и книжные — имей только деньги. Работает публичная библиотека, в учреждении которой Иван Михеевич принимает активное участие. Да и почтово-телеграфная контора неплохо обслуживает горожан. А ведь в деревне математик немало помучился с почтовыми «чудесами».

Трудно поверить, но в Замараево газета «Пермские губернские ведомости» приходила иногда раз в полгода. И ученый, не имея периодики, да и вообще чувствуя голод по свежим газетам, журналам и книгам, занимался иностранными языками, благо, что под рукой оказались словари и кое-какая литература.

Раньше он считал английский язык очень трудным, но он оказался «проще всех, особенно после латинского или французского языка. И французский легок, разумеется, для понимания писанного на нем, а не для выговора. Да и к чему выговор? Довольно с нас, если разумеем печатное или письменное иностранное. Мудренее немецкий, ибо в нем много слов коренных, далеких от древних языков — латинского и греческого. Но и этот философский язык скоро доступен для прилежного и памятливого»⁶.

Несколько слов о детях Ивана Михеевича. Похоронив супругу, он остался с тремя дочерьми. Старшая вышла замуж, у отца жили средняя и младшая. Какое-то время младшая — Софья — училась в Екатеринбурге, в частном пансионе, а позднее стала учительницей. Отец преподавал своим детям сам, он и готовил Софью к экзаменам на звание учительницы. Есть сведения, что дочь Вера преподавала в Замараевском женском училище в 1872 году⁷.

В Шадринске математик трудился плодотворно и, вероятно, собирался остаться здесь на все оставшиеся годы, но церковное начальство дозналось, что ссыльный священник богохульствует: кто-то из церковной братии представил ему памфлет И. М. Первушина «Отрезвительное значение игральных карт». В его памфлете тузы превратились в разные сущности бога, короли — в «сильных мира сего», для которых ничего не стоит расправиться с другими картами — десятками, девятками⁸.

Донеслось до начальства и то, что Первушин в открытую называет отца благочинного отцом злочинным. Терпеть более не стали и отстранили от службы. Нужно бы ехать в какой-либо университетский город к окулисту, но в подобном разрешении ему отказали.

Наконец, дали место в селе Мехонском, в шестидесяти верстах к северо-востоку от города, где ученый прожил до последнего часа своей жизни. Человек подвижный, общительный и даже веселый, он снискал всеобщую симпатию прихожан. Как и в Замараево, заботился о народном просвещении, помогал беднякам учить их детей. А острый язык Первушина не притупился и здесь. Однажды, явившись в собрание попов, он так оригинально поздоровался с ними, что это приветствие стало местной легендой:

— Здравствуйте, отцы: тупоголовые, остроголовые и пустоголовые!

Они, было, крепко обиделись, но Иван Михеевич их успокоил:

— Что возмущаетесь? Я правильно сказал. Вот у тебя, отец Ксенофонт, что на голове — камилавка (она напоминала опрокинутое ведро)? Ты — тупоголовый! А вон у отца Якова на голове скуфья (она была островерхой) — он остроголовый. А у отца Алексея на голове ничего нет — пустоголовый!⁹

К. Д. Носилов, посетивший Ивана Михеевича незадолго до его смерти, оставил потомкам очень ценное свидетельство очевидца:

«Весь его просторный кабинет,— пишет путешественник,— был буквально завален разными математическими книгами. Тут выставлялся с этажерки объемистый солидный том, там — целая кипа трудов, тут с полки глядели не менее толстые теории чисел Эдуарда Люкаса, здесь книги знаменитых математиков: Чебышева, Лежандра, Римана, не считая уже тех повременных изданий, которые высылали ему русские и иностранные ученые, математические общества. И все это было перемешано с его бесчисленными математическими выкладками, проверками, задачами, набросками, которые повсюду говорили о неутомимой математической деятельности»¹⁰.

И. М. Первушин поддерживал многосторонние связи с учеными. Он был членом Московского и Казанского математических обществ, а также Уральского общества любителей естествознания. О его работах были прекрасно осведомлены в физико-математическом отделении Академии наук. Он получал труды Эрнесто Чезаро из Неаполя, одного профессора математики из американского штата Техас. А когда в Чикаго в 1893 году собрался международный конгресс математиков, то из России на выставку, организованную на конгрессе, кроме труда И. М.. Первушина, не поступило ни одной математической работы.

Как истинный ученый, он и последние годы жизни провел в постоянном научном поиске. «У него нет свободного времени,— пишет Носилов.— Он вечно чем-нибудь занят, и этот переход от работы к другой, от вопроса к другому, кажется, и наполняет его жизнь так, что он не замечает, как проживает целые годы своей жизни. Говорят, порой, увлекаясь, он еще и теперь, как в прежнее время, просиживает целые ночи за математическими выкладками, когда ему не удается их сделать днем...»¹¹.

Иван Михеевич Первушин умер более восьмидесяти лет назад, но интерес к его личности и научному наследию не ослабевает. Им интересовались ученые и журналисты Ленинграда, Казани, Перми, Свердловска, Сарапула, Челябинска, Кургана. О нем написаны статьи и исследования. Еще при жизни математика его имя попало в энциклопедии.

Шадринцы чтят память своего выдающегося земляка. На доме, где жил И. М. Первушин, установлена мемориальная доска.

¹ Амвон—возвышенная площадка в церкви, перед иконостасом.

² Ф. Гладков. Павел Бажов: Воспоминания о писателе. М.: «Советский писатель», 1961, с. 79.

³ К. Носилов. Священник-математик.— Новое время, 1896, 6 июля.

⁴ И. И. Жогин. Иван Михеевич Первушин (К 130-летию со дня рождения).— Научно-методический сборник. Шадринский пединститут. Шадринск, 1957, с. 326.

⁵ К. Носилов. Указ. соч.

⁶ Шадринский вестник.

⁷ Л. Осинцев. Дочь математика Первушина.— Шадринский рабочий, 1969, 21 сентября.— ШФ ГА КО, ф. 492, оп. 1, д. 33, л. 83.

⁸ В. П. Бирюков. Математик-уралец Иван Михеевич Первушин (К 120-летию со дня рождения).— ШФ ГАКО, ф. 1030, оп. 1, д. 103, л. 6 об.

⁹ Воспоминания мехонцев о И. М. Первушине.— Путь Ленина, 1958, 15 ноября.

¹⁰ К. Носилов. Указ. соч.

¹¹ Там же.