Граммофон и гармонь

Надо сказать, что интересные находки в музей приносят нередко, но бывают и уникальные. Чего, например, стоит скифский серебряный сосуд, найденный у села Юлдус Шадринского района

О мирном времени думали хирурги шадринских эвакогоспиталей, когда делали операции раненым бойцам. И вот создается редчайшая даже в музейном мире коллекция осколков снарядов, мин, пуль разных калибров, извлеченных во время операций.

Когда кончилась война, хирурги, собиравшие эту небывалую коллекцию, передали ее в музей.

Но сосуд и коллекция — это неплановые поступления, а есть и запланированные. В связи с этим, хочется рассказать о пополнении музыкальной шкатулки музея.

Когда-то, особенно в сороковых-пятидесятых годах, в народе был очень популярен патефон, а вот теперь его не так часто встретишь, и уж, конечно, давно стал музейной редкостью граммофон со своей иерихонской трубой.

Однажды в музей пришел житель Шадринска Н. А. Леготин, он предложил старинный музыкальный ящик — граммофон, и добавил, что тот в хорошем состоянии. Иметь граммофон в музее, конечно, заманчиво, но такой, который еще и играет,— предел мечты.

Хозяин передал музею и небольшое, но весьма интересное собрание пластинок. Некоторые из них были приобретены еще до революции, среди них оказались русские народные песни «Я вечор в лугах гуляла», «Хорошо было детинушке», «Соловушка», «Дубинушка». Несомненный интерес представляли и пластинки, изданные на первых советских фабриках грамзаписи. Это диски с произведений «Кузнецы», «Беснуйтесь, тираны!», «Марш индустриализации», «Гимн пятилетке».

Н. Я. Леготин рассказал, что граммофон приобретен в начале нынешнего века у какой-то американской фирмы, бойко торговавшей в России. Это был узкий и довольно-таки высокий шкафчик, который ставился прямо на пол, вместо мебели, трубы он не имел. Под диском за двумя аккуратными дверцами скрывался четырехугольный рупор, заменяющий трубу.

Затем мы увлеклись патефонами. Найти их пока не трудно, а пройдет сорок-пятьдесят лет...

Еще труднее будет найти пластинки периода первых пятилеток и Великой Отечественной войны, а ведь они — важные говорящие документы эпохи. И совершенно не случайно во многих государственных архивах и музеях существуют фонотеки. Начали мы собирать такую и в фондах нашего музея. Одна за другой появились пачки патефонных пластинок, знакомые голоса когда-то популярных певцов, марши и песни минувшей войны.

Уже не раз эта музыкальная коллекция помогала музею. Так, когда мы принимали ветеранов прославленной дивизии, формировавшейся в Зауралье,— в залах звучали знакомые фронтовые мелодии, звучали молодо, как сорок лет назад когда ветеранам было по восемнадать-двадцать...

Лет десять назад появилась в музее первая гармонь — фронтовика И. В. Мусатенкова. Это известная шестипланка довоенного производства. Вид неказистый, да так оно и должно быть. Особенно много досталось гармони в первые послевоенные годы: как нужна была музыка в те дни, когда радость победы сплеталась с горечью утрат.

Давно мечталось иметь в музее знаменитую «тальянку» Ивана Николаевича Костяева, которой он в течение десятилетий завораживал слушателей, а иногда и будоражил сельскую гулянку.

Как-то Иван Николаевич зашел в архив. Зашел случайно, но ему были рады. В правой руке Ивана Николаевича был увесистый ящик, а в нем — та самая русская «тальяночка». Мы, конечно, попросили его сыграть. И полились знакомые мелодии...

Под эту гармонь плясал когда-то солдат Родион Малиновский, однополчанин Костяева — служили они в одной роте. А когда Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский стал министром обороны, то узнал, что его сослуживец Иван Костяев все еще не бросил гармони, все еще на народе.

И вот маршал Малиновский пишет Костяеву в Мехонку: «Желаю Вам, Иван Николаевич, здоровья, многих лет жизни и успехов в Вашей общественной работе. И не бросайте, пожалуйста, гармони: наш народ умеет трудиться и любить музыку, как и песня — она нам строить и жить помогает»¹.

В те годы о Костяеве много писали. Ведь кто его, собственно, обязывал заниматься концертной деятельностью? Никто. Он шел в аудиторию по собственному почину, рассказывал о себе, о своей спутнице-гармони и тут же играл. Его искусство рождалось по велению души, и, видимо, выступления были настолько волнующими, а аудитория настолько благодарной, что Иван Николаевич снова и снова собирался в музыкальный поход.

«Дорогой Иван Николаевич,— писала студентка Шадринского пединститута А. Баженова,— Вы удивительно интересный, хороший человек. Большое, большое Вам спасибо за встречу. За эти несколько минут мы успели хорошо вспомнить, прочувствовать незабываемые годы революции. Еще раз спасибо!»

В Зауралье этот поистине народный артист побывал чуть ли не в каждом районе. Но этого мало его неугомонной душе, и он совершает «гастроли» в Ленинград и в Астрахань, в Красноярск и Куйбышев. Встречи в Куйбышеве были настолько замечательны, что местные кинематографисты создали об Иване Николаевиче кинофильм «Гармонь».

В последний раз я видел Ивана Николаевича лет двенадцать назад. Он сильно сдал: сгорбился, шагал не торопясь, и не было в руке его легендарной спутницы, и мне стало грустно.

Прошли годы, о народном артисте как-то забылось.

И вот звонок из архива в музей:

— Вам нужна гармонь Костяева?

— Безусловно!

— Так вот,— говорит сотрудник архива,— у нас сидит человек, который утверждает, что пора гармони на место...

Мы тут же написали дочери Костяева, Людмиле Ивановне, которая ответила, что скоро приедет. И вот через несколько дней она в кабинете директора, ставит на стул долгожданный экспонат.

Решили выставить гармонь в экспозицию, и как можно быстрее. И поместили в экспозицию гражданской войны. Ведь красноармеец Иван Костяев в грозовом двадцатом вместе с гармонью штурмовал Перекоп...

¹ Подлинник письма Маршала Р. Я. Малиновского из архива И. Н. Костяева. Утрачен.